Евгений Князев официальный сайт

   Народный артист РФ, Лауреат Государственной премии, профессор, ректор Театрального института им. Б.В. Щукина

eknyazev.ru
Неопубликованный материал для журнала "Интервью" (2008 г.)

Евгений Владимирович, соглашаясь на интервью, пригласил меня на спектакль «Посвящение Еве» - разговаривать предстояло после, и это стало испытанием. Дело в том, что его должность ректора старейшего театрального вуза страны – училища имени Щукина – провоцировала на определенный ракурс беседы: студенты, поступления, традиции… Но Князев-актер так явственно вышел на первое место, что не считаться с этим было нельзя. Когда же мой собеседник начал делиться сокровенным, не боясь признаться в сомнениях и страхах, я вспомнила еще одного выпускника Щукинского училища – Михаила Ульянова. Вспомнила его взгляд, который выдающийся артист устремлял на режиссера после сыгранного в кино дубля. Этот взгляд с опасением вопрошал: «Ну как? Получилось?»
Может, это тоже в традициях вахтанговской школы – независимо от былых достижений, каждый раз переживать за результат? Или это просто качество хорошего актера?.. А еще я подумала: если мы, в силу профессии, вынуждены покушаться на чужое время, то почему бы и впрямь не выслушать сомнения, опасения, переживания?..

Большое спасибо за спектакль. Честно говоря, я еще под впечатлением... Расскажите об этой роли. У вас слезы стояли в глазах на поклонах…

Этот спектакль мы играем с Василием Семеновичем (прим. Лановым) уже шестой сезон. Мы его любим, он воспринимается зрителями - очень эмоционально. И мы это чувствуем, это передается… Не было ни одного спектакля, чтобы зрительный зал не вставал. Сегодня был трудный спектакль в том смысле, что мы играли его на замену: у людей изначально было огорчение от того, что они купили билеты на одно, а им показывают другое. Ощущение, что их хотят обмануть. Но потом происходит взаимопонимание.
«Посвящение Еве» - это спектакль-исповедь, который заставляет задуматься нас и зрителя. Много вопросов остается у людей, но появляются и ответы. Кто-то задумывается о своей жизни – правильно ли он поступает с близкими? Может, сегодня после спектакля кто-то кому-то позвонит, вспомнит о тех, кого он вольно или невольно обидел… Этот спектакль из тех, что нужны людям.

А когда вы так напряженно вглядывались в зрительный зал, вы что-то считывали с лиц?

Нет, зала я не вижу. Я вижу, как он встает, как он благодарен – я же много спектаклей играю, и бывают просто благодарные аплодисменты; бывает, когда недоумевают, но аплодируют, потому что так положено; а здесь… Как вам сказать… Находиться два часа на сцене - тяжелый труд: и физический, но больше эмоциональный. И если у меня не будет энергии, которую я смогу запустить в зрительный зал и взять его, то мне ничего и не вернется. А когда моя энергия возвращается мне, умноженная на количество людей в зале, появляются силы для завтрашнего дня. Вот тогда мне радостно заниматься своей профессией.

Сегодня вы ректор Щукинского училища. А будучи абитуриентом, испытывали благоговейный трепет перед вузом с такой историей и такими выпускниками или по молодости смотрели на это проще?

Конечно, испытывал. Я, правда, может, и не очень хорошо отличал, какое училище есть какое, но в 70-ые годы, когда я окончил школу, учился в Горном институте, продавались открытки с артистами в киосках «Союзпечати». Я их иногда покупал – я любил театр, ходил на спектакли. И практически на каждой открытке (чаще всего) было написано «окончил театральное училище имени Щукина». И уже от этого мне казалось, что Щукинское училище – лучшее. Ну, это такое мальчишество… Наверное, если бы я не поступил в Щукинское, поступил бы туда, куда меня брали. Но меня ведь брали два института – Школа-студия МХАТ и Щукинское. Там набирал Олег Николаевич Ефремов, а у нас – Людмила Владимировна Ставская. Я не пошел к Ефремову, хотя понимал, что это за фигура, какой это замечательный артист, а пошел сюда – к никому не известному педагогу. Чем это было вызвано, я не знаю. Наверно, когда стоишь на перекрестке и у тебя есть право выбора, ты должен сделать правильный шаг. Я фаталист. И вероятно, суждено было, чтобы я поступил в Щукинское. А может, меня здесь так приняли, может, что-то показалось родным... Не знаю. Дело в том, что я же получил диплом о высшем образовании Горного института, и в Щукинском меня прослушивали трижды и, наконец, сказали: мы вас возьмем, если принесете из Министерства образования разрешение на получение второго высшего. Возможно, это сыграло роль… Сейчас, когда к нам поступают студенты, мы ведь за ними не гоняемся. Начинаем набор и говорим сами себе: тем, кому суждено учиться у нас, они будут учиться у нас. Как сложилась бы моя жизнь, поступи я во МХАТ? Этого никто не знает, и я гадать не буду. Я благодарен судьбе, что поступил в училище имени Щукина. После учебы меня пригласили в театр Вахтангова, где я работаю уже очень долго, много играю, хорошие роли получаю. Люблю этот театр, проповедую именно вахтанговскую школу. Она отличается от других – у нас есть яркость, мы блюдем яркую форму и поощряем это в студентах. Когда про нас говорят, что щукинцы любят повыпендриваться, для нас это не оскорбление – это похвала.

Истории о поступлениях всегда интересны…

Я читал монолог Незнамова. Ничего особенного там не было, но потом, когда я уже работал в театре, получил эту роль у Петра Наумовича Фоменко, а за нее - государственную премию. Какая связь – никакой. Но вот я поступал с этим произведением, и оно принесло мне актерскую удачу… Но самое страшное для меня было не поступать – сказали же после прослушивания, что возьмут, если будет справка. Самое страшное было – ходить в министерство, неизвестно к кому… Я приходил и говорил: «Вы не могли бы дать справку, что разрешаете мне получить второе образование?» Надо мной потешались и посылали из кабинета в кабинет. А в одном сказали: «А почему вы думаете, что вас примут?» «Не знаю. Наверное, увидели во мне что-то талантливое». Они в ответ: «Ну, покажите нам что-нибудь талантливое…» И я же понимаю, что нужно как-то развеселить, а у меня репертуар серьезный… И вот стоял, как дурак, в кабинете, читал и видел смех в глазах, а сделать ничего не мог, потому что справка-то нужна. Потом мне ее дали – я, правда, даже не помню, как это произошло. Но забавная вещь… Однажды после спектакля ко мне подошла женщина из министерства, которая вспомнила меня и мою справку. Смешно. Было.

Теперь вы сами принимаете. Если есть разногласия в комиссии, что может перевесить в сторону положительного ответа?

Видите ли, актерская профессия – вещь такая… Конечно, предполагается, что должна быть одаренность, - вот на предмет одаренности ребят и смотрят. Но существуют какие-то человеческие критерии… Как в жизни – мы же находим людей, которые нам более симпатичны, так и художественный руководитель среди огромного числа абитуриентов набирает себе тех, кто ему приятен чисто почеловечески. Конечно, сразу не определишь, но на уровне интуиции, зрительного восприятия можно о человеке судить. Ну, есть такое качество, как обаяние – его же сразу видно! Говоришь человеку: спойте песню, которую вы любите, - здесь-то он и проявляется. Одаренность – это хорошо, но мы же не требуем, чтобы к нам поступали готовые артисты, которые могут выйти на сцену и играть – да так и не бывает никогда. Труднее даже, когда приходят из самодеятельности с осознанием, что все умеют, а приходится переучиваться. Но для актерской профессии, прежде всего, требуется трудоспособность, трудолюбие, терпение необыкновенное и только потом талант. И если двух первых «Т» нет, ничего не получится, потому что актерская профессия очень тяжелая, зависимая. Нужно уметь не расстраиваться из-за неудач, терпеливо ждать своего случая, если ты любишь театр и хочешь им заниматься; ставить перед собой высокие цели, ведь по закону сохранения энергии мысли материализуются… И очень важен в нашем деле случай. Но когда этот случай к тебе приходит, ты должен быть к нему готов, натренирован – твоя психика, нервы, поэтому нам все время нужно находиться в тренинге. Почему я, как и многие, считаю, что хорошими артистами становятся чаще всего в театре? Есть примеры выдающихся артистов кино, Нона Мордюкова, например, - блистательная (!), но эти случаи единичны. И если перечислять великие имена (Борисов, Смоктуновский, Ульянов, Гундарева, Яковлев, Лановой) - это все театральные артисты. Они оттачивали свое мастерство в театре – изо дня в день.

Забавно вы говорите о студентах: кто поступил, считает себя Народным артистом, на втором курсе – Заслуженным, далее по убывающей…

Безусловно. Самое легкое в нашей профессии – это поступить. Как ни странно. При всем огромном конкурсе… А дальше начинаются «три Т», без которых не может быть артиста. А молодым неопытным ребятишкам кажется, что они совершили что-то глобальное! Главное дело своей жизни! И на первом курсе у них есть ощущение, что все уже свершилось! Мы артисты! А потом выясняется, что они должны огромный списочек литературы прочитать - от античности до наших дней… И тут они понимают, что и читать-то толком не умеют, а без этого на следующий курс не перейти… Куда деваться – интеллект-то нужно развивать у артистов! А еще надо учиться двигаться, танцевать, пластикой заниматься, а они вдруг понимают, что ни согнуться, ни разогнуться, как следует, не могут. И только трудом можно добиться результата. Тут они сами себя из Народных понижают до заслуженных, на третьем курсе в дело вступает философия, снова понижая их в «ранге», а к четвертому - приходит осознание, что закончить-то мы закончим, а ведь все только начнется…
Во-первых, нужно поступить в театр, а если и поступил, на тебя смотрят, как на маленького ребеночка, как на щенка… Я же помню свой первый год в театре – какие артисты у нас были, артистищи! Я думал: «Господи Боже, Максакова! Она моя учительница, я с ней отрывки делал, а тут уже вроде как коллега, а я не знаю, как вести себя с ней…» И смотрел, как они играют… И думал: «Да я здесь ни одной роли не получу, когда такие артисты работают!» Это ведь были небожители! (Ульянов, Яковлев, Лановой) А потом вдруг мы с Максаковой оказались партнерами по спектаклю – сначала боялся, а потом вроде и ничего. И вот уже стали чуть ли не любовные сцены играть, и отношения приятельско-дружеские… А потом, Людмила Васильевна так прекрасно выглядит, что я шучу и говорю: «Скоро я, наверное, буду вашего дядю играть, а вы племянницу…» Женщины умеют держать себя в форме, сохранять… То есть мы уже сравнялись, а ведь когда-то она меня учила, будучи Народной артисткой, а я был студентом. Кстати, мы и в званиях сравнялись, а кроме того, в училище она, по-прежнему, преподаватель, а я уже ректор – ее начальник (смеется), но и сейчас ею восторгаюсь.

А когда вы узнали, что вас берут в Вахтанговский театр, – еще будучи студентом?

Да, тогда главным режиссером театра был Евгений Рубенович Симонов и он у нас на курсе делал дипломный спектакль «Сенсация». Где-то к концу третьего курса он меня вызвал и сказал, что хочет дать мне роль у себя в театре, и даже пригласил на репетицию. А к концу обучения меня уже официально пригласили в театр и сразу отправили на гастроли в Новосибирск - там мы долго играли в массовках. Когда меня на гастролях ввели в спектакль «Мистерия Буфф» (срочным вводом) на роль Вельзевула – это был страшный случай в моей жизни! Заболел артист, мне все показали, но не в костюмах – лето, жара… «Вот только там декорации будут, там помост…» И когда я вечером пришел на спектакль, увидел там такую декорацию, таких артистов - они все в гриме, в костюмах – я никого не узнаю… Вместо концертмейстера целый оркестр – все по-другому! Я в ужасе. И перед выходом на сцену вдруг понимаю, что забыл текст! Спрашиваю первую фразу, проходит секунда – я опять ее забываю. Говорю: «Что делать? Я не помню текста!» А мне в ответ: «Иди! Или сейчас все вспомнишь или… Выхода нет – надо!» Представляете этот ужас?! Страшно, жутко, и я выхожу… Свет слепит, я иду по помосту, втыкаю посох и молчу. Мне все подсказывают, а я даже не могу повторить – во рту все пересохло! Кое-как что-то пробормотал… Ушел со сцены и понимаю, что нужно улетать с гастролей, уходить их театра – все, сейчас выгонять будут, а чтобы не выгнали, нужно уехать самому. Оказалось, что еще вторая сцена есть, где я должен выходить, - я совсем про нее забыл. Меня нашли - заставили выйти.
На следующий день я ждал гнева, а смотрю, Евгений Рубенович не здоровается со мной, но и не орет, не ругается. А оказывается, пришел к нему наш преподаватель Владимир Владимирович Иванов и убедил в том, что у меня был шок на сцене. И если не дать мне еще раз сыграть, можно перечеркнуть всю жизнь, всю биографию. И вот во втором спектакле я уже сыграл, как надо. Но могло закончиться иначе. Первые и последние гастроли могли бы быть.

Возвращаясь к абитуриентам… Как часто встречаются ленивые таланты и поддаются ли они перевоспитанию?

Поддаются. Наступает момент, когда они понимают, что на своей одаренности далеко не уедешь. Тебя обойдут другие, у которых есть и одаренность, и работоспособность. А дальше начинается хорошее чувство зависти, соперничества. Как это так – тебя обошли? Мы же в этом смысле очень зависимы – хотим понравиться, хотим, чтобы нас отметили, оценили, приняли… Мы любим студентов, но не за то, что они поступили, а за то, как они работают и учатся, - просто так мы можем любить своих собственных детей. И ребята чувствуют, что к кому-то отношение педагогов лучше - ему больше дают, на него больше внимания обращают. И тогда они понимают. А бывает, что нет, и таких людей мы отчисляем. Иногда для одаренного человека нужен стресс, чтобы восстановиться или поступить еще раз в другую школу, но у него уже будет урок! И такие случаи были. И к нам приходят: смотришь - отчислили из Школы-студии МХАТ. Звонишь туда, узнаешь, в чем дело? Если «халтурил-ленился», можно дать второй шанс. И нам человека даже порекомендуют (у нас есть некая корпоративность) - мир-то тесен. А могут сказать: не советуем, в нем есть подлые черты.

Бывает, что студента, отучившегося какое-то время отчисляют за профнепригодность. Как вы с этим справляетесь? И что, в данном случае, вас больше заботит: скажем, чистота рядов, или понимание, что человек не на своем месте?

Да, это непросто. Мы же понимаем, что они еще маленькие дети. И если человек не восприимчив к профессии, к проживанию на сцене, мы только навредим ему, если после выхода из института он не станет артистом. Лучше пусть он найдет себя в другом деле, и наше право ему это сказать. И говорим: ты парень хороший, но к актерской профессии не имеешь отношения – мы ошиблись. И ты ошибся. Сделай для себя вывод, подумай о себе. Если же человек говорит, что хочет этим заниматься, даем ему время и шанс.
Первые полтора года мы не отчисляем за профнепригодность – ее еще трудно определить. А дальше начинается профессия, когда твоя природа должна сработать на систему необходимых актерских элементов. И бывает, что отчисляем в конце второго курса, когда видим, что человек не перспективен. Да, это больно. Но кто-то благодарен, потому что находит себя в другой профессии, а бывает, что поступают в другой театральный вуз, и там все получается. Это к вопросу о фатальности – значит, сначала человек попал не в ту школу. На первых курсах мы чаще отчисляем за первые «Т»: отсутствие трудоспособности, нарушение трудовой дисциплины, прогулы.

А вы как ректор жесткий человек?

Ну, а как же! Мы же отчисляем.

Слезы, мольбы не срабатывают?

Столько слез мы видели! Но это же на секунду. И потом, у нас решение по каждому студенту выносит полносоставная кафедра актерского мастерства. И не сразу: если студент не проявляется у одного педагога, его дают другому, третьему. И в конечном итоге, к четвертому курсу, можно пройти практически через всех учителей. Кто-то обязательно даст то, что необходимо.
Я никогда не позволяю себе говорить: это мой ученик. Если человек сам меня так назовет, хорошо. Но, может, главное, что повлияло на его сознание, он услышал на лекции о русском театре, когда вдруг обрел свободу и почувствовал себя артистом. Я помню самого себя первые полтора года – мне же было так трудно учиться! Я ведь до этого учился в техническом вузе – там все конкретно, задачи- формулы, а здесь делай этюд, выдумывай слова, ситуации… Мне проще было отсидеться где-то в сторонке, потому что я не знал, что от меня хотят? Выходи, фантазируй – и это называется занятие. Играли-играли – и это урок. На втором курсе есть сложный предмет «Этюды к образам». У меня ничего не получалось – ложный театр какой-то. И Людмила Владимировна, помню, все бьется, бьется со мной, а у меня - ноль… Вот ее я называю своим учителем. И однажды я «косым зрением» увидел, что после очередного неудачного этюда она махнула на меня рукой. И так обидно стало – комок к горлу, и я говорю Ире Малышевой, моей однокурснице: «Пойдем сейчас же играть этюд. Ты мне скажи, что беременна, а дальше будь что будет!» И вдруг на этом нерве я так сыграл! И понял: получилось. Слезы как брызнули от того, что я почувствовал, что могу этим заниматься. И стало легко. Как этого добилась Людмила Владимировна, я не знаю… Нельзя все время ругать или хвалить – должно быть всего в меру. Нужно понимать, чувствовать студентов – хрупкие же они… (Сказано с чувством) Есть хорошие, есть плохие, но они дети, которые потом могут стать замечательными артистами.


Вы ведь и курс вели. И говорили, что художественный руководитель становится студентам и мамой, и папой – ему они выворачивают все свои горести и беды. Есть примеры, когда вы с гордостью могли бы сказать – я помог в нужный момент?

Да таких случаев много было. Мы для них действительно как бы названные родители. Они сами нас так называют, а училище - своим домом, потому что большую часть времени проводят в нем. А тем, кто не из Москвы, вообще лучше здесь, чем в общежитии. Да и московские все время толкутся в училище, ведь тут ими занимаются. Мы же, кроме профессии, должны развивать их человеческие качества – во всяком случае, по этике Станиславского это является основой воспитания артиста. Мы говорим им: вы должны быть настолько интересны зрителям – они же разные: врачи, музыканты, инженеры, преподаватели, которые состоялись в своей профессии, - они личности. И вы должны быть личностями, чтобы этих людей, сидящих в зале, увлечь собой! Кто-то этого не слышит… Ну, если мы набираем тридцать человек, а к концу остается двадцать… Из них хорошими артистами становятся человек шесть-семь. И если дело обстоит именно так, это считается очень хороший выпуск, а если десять – гениальный! Производство актерское – оно штучное. И потом… театр. Вот театр Вахтангова – берут сюда самых лучших студентов Щукинского училища, но, попав в систему театра, не все готовы бежать на длинную дистанцию, не всем повезет играть главные роли. И в театре происходит градация: первые, вторые, третьи и так далее. И вот эти «и так далее» тоже артисты, блестяще закончившие Щукинское училище - отобранные как лучшие! А вы представляете, какой это комплекс, быть артистом, у которого спектаклей много, а ролей, доставляющих радость, нет. Представляете, каково жить этим людям? Но они любят театр и работают в нем. Как у Островского есть тост: так давайте выпьем за людей без различия степеней и талантов - за людей, которые любят театр, за тех, кто служат театру. У нас ведь говорят «не работать, а служить». В театре служат - сцене, искусству… в надежде на то, что когда-нибудь повезет: ты получишь роль, о которой мечтал.

У вас было два курса. Вы следите за своими ребятами?

Они очень хорошо развиваются, растут. Много снимающихся. Это и Маша Куликова, и Юля Пивень… Стас Дужников, Дима Ульянов, Олег Макаров, Филипп Григорян, Сережа Муравьев – как бы кого не забыть! Почти все работают в театрах. Вы спрашивали, спасал ли я кого-нибудь? Вот есть у меня такой Стас Николаев, который был сложным молодым человеком – взрывной, мог выпить, подраться за правду, за женщину, которую оскорбили у него на глазах… И сколько мне приходилось вытаскивать его из разных ситуаций, вести с ним нравоучительные беседы, пугать отчислением! И произошло изменение с человеком – сейчас он хороший артист, играет в Театре Сатиры. Он это понимает и ценит. А называет ли он меня своим учителем, это у него надо спрашивать. Я только знаю, что им я занимался.
И другой мой курс – тоже ребята много работают. Там Витя Добронравов, Саша Стрельцина, Миша Шкловский, Юля Марченко, которая очень ярко зажглась в Александринском театре… Так что я своими выпускниками горжусь. Ну как, с ума-то не схожу, но рад, что меня свела с ними судьба. Если я им помог, хорошо…

Когда видите их на экране или в театре, оценку какую-то сами для себя даете?

Если только для себя. Понимаете, какое дело... Однажды я не своему студенту у нас в театре сделал замечание с целью помочь и увидел в глазах иронию: мол, мы здесь коллеги, замечания в училище нужно было делать. И после этого я сказал себе: никогда в жизни никому ничего не говорить, если тебя не спросят.


Сериалы пагуба для студентов или бывают исключения?

Это не совсем так. Конечно, при темпах нашей жизни хочется всюду успеть, а сериалов снимается много и артисты востребованы. Но сериалы, к большому моего сожалению, не дают актерского роста - разве что популярность на короткое время. Хорошо, если кому-то удастся на этом взрасти, но я таких случаев не знаю. С моей точки зрения, хорошими артистами становятся в театре: когда ты репетируешь, выходишь на сцену – там спрятаться не за кого. А здесь отбирают по типажу - по внешним, эмоциональным данным. Слава Богу, сейчас стали появляться хорошие сериалы, а ведь был период таких «поделок»: все происходит на двух стульях, показывают только головы – смотреть-то на это нельзя! А сейчас есть и достойные сериалы, например, «Ликвидация». Кстати, Урсуляк – выпускник Щукинского училища. И вообще наших там много снимается. Да какой сериал не возьми - наши есть везде.

То есть сниматься студентам не запрещают?

Нет, конечно. Просто одно дело, когда попадают в кино, к хорошему режиссеру, который делает роль, помогает, - тогда это хорошо. Я думаю, еще немного и наш кинематограф вернется на экран. Хорошие ведь фильмы у нас снимают: посмотрите последние работы... Те же «12» - блистательный фильм! «Громовы» - очень хороший сериал. Я снимался в «Пятом ангеле» - люблю этот фильм. Там замечательные актерские работы Юрского, Ахеджаковой, Филозова, Крючковой…

Свое ректорство вы называли одной из серьезных ролей. Ощущаете метаморфозы, связанные с ней?

Я своей основной профессией считаю актерскую. Если бы мне сказали: «Ты станешь ректором, но при этом не будешь ни играть, ни сниматься», я бы ответил «нет». Если я не буду выходить на сцену, то смысла своего существования я просто не вижу. Быть администратором? Хотя работа ректора, конечно, и творческая, но в ней много рутины – выбивать, пробивать, искать деньги, кого-то все время поучать – не самое интересное в моей жизни.

Вас это тяготит?

Так как человек я ответственный, то и работу эту выполняю добросовестно. И потом, быть ректором такого знаменитого института (возьмите хотя бы имена тех, кто окончил наш институт!) чрезвычайно почетно. Но и груз ответственности большой - нужно держать планку... Чтобы критика, оценивая спектакль выпускного курса, написала, что Щукинское училище не снижает своего уровня. А еще важно сохранить ту особую атмосферу среди преподавателей, какая есть. У нас не диктатура – у нас по-настоящему демократическая школа. Здесь каждого студента знают по имени, относятся по-отечески - худруки своих подопечных жалеют, ругают, радуются, умиляются их успехам, негодуют – в общем, испытывают все те чувства, что и родители к детям. У нас атмосфера человечного доброжелательного отношения. Это Богом сделанное место. Но не богодельня. (Смеется) Как в церкви - намоленное, потому что в залах, где до сих пор репетируют студенты, учились их великие предшественники! Гриценко, Ульянов, Яковлев – они выходили на эту площадку. А вы знаете, что мы нашли икону под сценой, когда ремонтировали полы, – икону Знаменской Богоматери? Она там с 37-го года лежала. Ее отреставрировали, и теперь это реликвия нашего училища, ведь она защищала нас все эти годы. Мы к ней относимся чрезвычайно уважительно. Реставратор сказал, что произошло явление иконы. А потом, школа наша получила «Золотого льва» – в 2005-ом году, на театральной биеннале в рамках Международного фестиваля в Венеции, в номинации «За будущее». А ведь судили по результатам всех театральных школ мира!

«Если хочешь чему-то научиться, начинай учить сам».

Совершенно верно. Честно говоря, на преподавательскую работу времени теперь не много остается, но, в любом случае, общение с молодежью не дает костенеть и даже стареть, ведь нужно соответствовать ее ритму. Я должен соображать так же быстро, как студенты, и так же легко взбегать на четвертый этаж по лестнице. Должен осваивать технические новшества. Опять же, работая с молодыми, ты выступаешь как режиссер и, разбирая роль, сам учишься. В этом, конечно, пользы много. Труднее брать на себя рутинные хлопоты и заботы: расписания, замены… Но приходится и это терпеть. Бывает, придет какое-то уныние, но ты знаешь, что это грех, и надо попытаться выгнать его из себя и назавтра с новыми силами придти и заниматься своей работой. А что на душе бывает? А на душе… не всегда же расскажешь, а уж тем более в интервью разве можно рассказать, что у тебя на душе, на сердце, что тебя гложет, и чем ты бываешь недоволен? Все ли у тебя гладко, все ли ты сыграл, репетируешь ли ты то, что хочется?.. А годы уходят, а какая-то роль, из тех, что ты ждешь, снова проходит мимо… Ну, хорошо, что есть кино, есть достойные режиссеры, с которыми пересекаешься, но нет той главной роли, которая принесла бы тебе удовлетворенность. Об этом же не расскажешь! И нужно все время быть в тонусе и говорить, что все нормально! Что ж мы будем демонстрировать свой дурной характер и уныние?.. Вот так. Ну, удалось мне отреставрировать три зала, найти деньги – да, чувство удовлетворения есть, но как актеру мне от этого не легче! Как ректор я испытываю чувство гордости, когда студенты хорошо играют спектакль или когда есть повод убедиться, что мы набрали талантливых ребят. Да, я этим горжусь, я рад, но как актеру мне это ничего не дает! Одна ипостась довольна, а другая…может переживать.

А что у «другой ипостаси»? Вы же сейчас довольно плотно заняты в театре…

Да. Но я же не могу рассказать о своих переживаниях – получится или не получится роль?.. Вот сейчас мне предстоят большие съемки - сложнейшая работа. И мне немножко страшно, потому что придется играть Вольфа Мессинга, где он главное действующее лицо. Да, есть опасения, потому что он уникальная личность и замечательный человек, который предвидел будущее. Как это делать, я пока не знаю – правда, страшно.

Но вы же актер!

Вот вам и актер. Такая у нас профессия – сегодня у тебя все получилось, а завтра ты с треском провалился, скатился с горы, и нужно утром проснуться, взять себя в руки и снова браться за сизифов труд – подниматься на прежнюю вершину. Профессия же не дает тебе гарантии, что твоя десятая роль получится так же хорошо, как и предыдущие. Конечно, не надо огорчаться – нужно браться за следующую работу и надеяться, что она получится.

Что, прямо бывают такие явные провалы?

Да все бывает. Иногда с таким треском! Вот я про аплодисменты говорил – про энергию, умноженную на количество зрителей, которая тебе возвращается, а бывает, когда ты тысяче раздал энергию – все, что у тебя было, а притока никакого. У тебя все отняли! И ты идешь домой обессиленный и со стыда хочется сгореть. Будто вампиры у тебя все высосали и внутри пустота. Чем ее наполнить? Вот после сегодняшнего спектакля - да, я устал физически, но с энергией все в порядке, а бывает так, что заболеваешь. Роль не находит отклика, не получилась, не состоялась – зал не откликнулся.


Расскажите, что сейчас в театре, что в кино?..

В театре я занят в нескольких спектаклях, сейчас идут репетиции новой пьесы - ее ставит наш новый художественный руководитель Римас Туминас. Надеемся, что будет хороший спектакль. А в кино? Вот Вера Сторожева позвала в свою новую картину. Я у нее уже снимался в «Путешествии с домашними животными» – в небольшом эпизоде, но мне очень нравилось с ней работать. Работал с Константином Худяковым… Сейчас приглашает французская компания – тоже большая хорошая роль. Если все состоится, буду учить французский – там несколько сцен есть на языке. И предполагается, что начну сниматься в фильме о Вольфе Мессинге. Я считаю, много на этот период.

А откуда же такая грусть?..

Да не грусть. Просто того, что есть внутри, не расскажешь. А не грустно?.. Вот я сейчас играл спектакль (вы свидетель, что он прошел хорошо), была наполненность, а после этого я пришел в гримерную, переоделся, вышел на улицу, и куда делось то, чем мы занимались? Хорошо, если осталось в сознании зрителей на какой-то период времени. Надеяться можно только на это. Как они восприняли спектакль, сделал ли он что-то с ними – я же не знаю. А театр это искусство или ремесло? Как это определить?.. И вот жизнь идет – одни спектакли заканчиваются, другие выходят, а ведь вещь-то скажу сейчас страшную… Я не про славу, но наши сегодняшние студенты не знают, кто такой Олег Борисов? Половина не знает, кто такой Смоктуновский, Эфрос… Забыли. А уж про Товстоногова и говорить нечего. А для меня это кумиры. Не грустно это?.. Грустно. Не пугайтесь, я не живу в этом состоянии, но если бы мы с вами сейчас не разговаривали, то я бы пошел по улице и, возможно, думал об этом. А дома свои заботы. «Как прошел спектакль?» «Хорошо». Но когда-нибудь его снимут и все! Чем ты занимался? У художника хотя бы картинка останется. А это… Я, правда, помню спектакль «Мещане» Товстоногова – вот как давно видел, а помню до сих пор. Вот он для меня искусство.

Может, ваши грустные мысли от усталости?..

Нет-нет-нет. Просто все время находиться на арене (приподнято), в состоянии восторга!.. Ну, я могу, но это не так…

Ролями вы называете роль отца и мужа. Давайте вспомним об этой вашей ипостаси…

Да, сейчас я приду домой, забуду об этой роли и возьмусь за роль отца. Спрошу, как дела у моей дочери Аси, помирилась ли она с учительницей по французскому языку? У нее сейчас там проблемы очень серьезные, потому что моя Ася постоянно просыпает в школу, поскольку допоздна делает уроки. И учительница перестала пускать ее - у нее весь дневник пестрит замечаниями учителей: опоздала на первый урок. И я ничего не могу с ней сделать. Мне нужно говорить: «Асенька! Ты должна себя пересилить…» Потом, у меня сейчас заболела собака – не знаю, мои поехали или сейчас придется ехать в ветлечебницу? Что-то у собаки с ногой, хромать стала – этим тоже надо заниматься…

В общем, детьми и домашними заботами занимаетесь активно…

А как же! Я считаю, что должен это делать. Одной семнадцать, другой восемнадцать… Младшая оканчивает школу, а старшая учится в ГИТИСе, но на продюсерском факультете.

А младшая по вашим стопам не собирается?

Она мне об этом ничего не говорила, а я не спрашивал. В эту профессию нужно идти только тогда, когда есть страшное желание ею заниматься, - только одержимым! Очень тяжелая профессия.

А кто у вас жена?

Преподаватель. Профессор, доктор наук. Преподает зарубежный театр.

Читала, что у вас хобби сажать цветы. На них в этом году время найдете?

Рассаду уже посадил. (Расплывается в улыбке, взгляд веселеет) Петуньи подрастают, причем из семян – мне именно это интересно. Сам процесс – прорастить семечко, которое меньше маковой головки. Посеять, прорастить, распикировать в горшочки, а потом они будут расти, цвести, доставлять мне удовольствие. И я буду радоваться, понимая, что из этого пустячка, при некотором моем участии, появились прекрасные соцветия. Вот, наверное, это имеет отношение и к студентам.

Возвращаясь к плодам трудов… Все-таки что больше удовольствия доставляет, взращивать таланты или цветы?

Это разные вещи. Мне нравится и то, и то. Цветы – это история на год, а студенты – на долгие годы. Пока из кого-то что-то вырастет! И потом, педагогическая профессия, в общем-то, неблагодарная. Ну, кто педагогов знает? Это редкость. Они выполняют свою работу «на грядках», и никто этого не видит. Как и с цветами… Придут, посмотрят: ах, какие они замечательные! А сколько труда в них вложено, вряд ли кто-то задумывается. И мало кому в голову придет, что это тобой выращено, - можно же купить рассаду и посадить. А здесь процесс долгий. Да я и не жду никогда благодарности. Вот пришла к ребятам удача, наверное, им кажется, что они сами молодцы: такие талантливые, вот все и получилось. Но есть благодарные люди по жизни – они говорят «спасибо». (Я сейчас даже не о себе – о педагогах). Вот это и есть наша радость.
Беседу вела  Карина Ивашко
«Интервью», 2008 г.

скачать статью в формате Word    скачать статью в формате Word

 

2009-2010 Евгений Князев © projects aver2000 & FireHorse

Top.Mail.Ru